На это ничего вразумительного ответить ефрейтору не смогли, только обматерили, на что он лишь посмеивался.
— Хоть химзащита современная, — вздохнул кто-то, — а не те резиновые презервативы с профессорскими очками и гофрированным хоботом. Хотя я бы уже не удивился, получи мы их…
Несколько человек невесело посмеялись.
— Может и эти гондоны бы вам выдали, чтобы добро зазря не переводить, — сказал ефрейтор, — но увы резина как бы хорошо ее не хранили, имеет свойство быстро портиться. Старые противогазы уже просто в труху превратились.
— И то радость.
— Броники хоть не из прошлого века? — поинтересовался другой.
— Этого я не выдаю, — ответил ефрейтор. — Получите на месте с оружием.
— И то счастье…
— Переодевайтесь лучше, — посоветовал "хозяин горы". — Мне еще ваше тряпье-шмотье забирать.
— Что, прямо сейчас и здесь?
— Ну да. А то когда и где?
— Холодно же!
— Ничего, на линии фронта отогреетесь! Там будет жарко!
— Крыса тыловая! Хорек!
— Всем переодеться в выданную форму и сдать старую! — в мегафон приказал подошедший к загону капитан военной полиции, подтверждая слова ефрейтора. — У вас пять минут! После переодевания получите еды.
Последний аргумент оказал свое самое положительное воздействие, потому как никто похоже не жрал уже очень давно.
Штрафники переоделись в условно новую форму, побросав старую которая на самом деле намного новее "новой" в кучу. Хотя переодеваться на январском морозце оказалось не очень-то комфортно.
Теперь все штрафники, кем бы они раньше ни были: пехотинцами, танкистами, десантниками, артиллеристами, моряками, морпехами, а также всяческие гражданские: симулянты прикидывающихся слепыми, глухими и прочими инвалидами, пацифистов которым бог в людей стрелять не велит, зэки, пошедшие на войну в добровольно-принудительном порядке и т. д. и т. п. превратились в одну единую однородную массу. Они стали похожи на солдат, которых словно выдернули из прошлого с помощью машины времени.
Старую форму и цивильную одежду гражданских солдаты-раздатчики погрузили в грузовики и увезли.
— Ну вот, другое дело, — сказал капитан. — Теперь можете поесть перед дорогой, набраться сил.
Подкатила полевая кухня, штрафникам в выданные только что котелки стали наливать черпаком жидкую не пойми из чего сваренную баланду. Но и это лучше чем ничего.
Из подкатившего, к концу завтрака-обеда-ужина, УАЗика вышел, на первый взгляд, такой же штрафник, если судить по форме и подошел к загону.
— Мои, на? — спросил он у капитана, кивая в сторону загона, как старые знакомые поздоровавшись с тем за руку.
— Твои, комбат.
— Все, на?
— Да.
— Сколько, на?
— Триста двенадцать человек.
— Хорошо, на… а то нас недавно потрепало знатно… Под кассетную бомбардировку угодили практически на открытом месте, на… Сто тридцать пять человек от пяти сотен осталось… остальных как корова языком, на… Даже в бой вступить не успели.
Вадим невольно содрогнулся всем телом, хотя уже согрелся в теплом бушлате.
Капитан понятливо и даже сочувственно кивнул и открыл ворота загона, входя туда сам вместе с комбатом.
— Кончай жрать! Становись! — скомандовал капитан.
Жрать и так уже все давно закончили, сразу почувствовав, что с прибытием нового лица их посиделки в качестве стада животных в загоне закончатся, а потому все подчистили и прибрали.
Штрафники быстро построились.
— Равняйсь! Смирно! Дальше сам…
Комбат кивнул и пошел вдоль строя, вглядываясь в лица своих новых подчиненных.
"Что интересно он хочет увидеть? — подумал Вадим. — Или просто, гадает, кто переживет первый бой, а кто нет, и насколько его интуиция оказалась верна?"
Наконец комбат встал в центре перед строем и громко гаркнул:
— Приветствую вас, идущие на смерть, на!
— Шутник, блин, — проворчал с невеселой усмешкой сосед по строю слева.
Строй в ответ на столь неформальное приветствие только хмуро промолчал. Впрочем, крепыш, в котором сразу угадывался крутой спецназовец, наверняка обладатель крапового берета, по этому поводу ничуть не расстроился. Шагая вдоль строя, он громким голосом продолжил:
— Ну что дезертиры, уклонисты, самострельщики, паникеры, пораженцы, СПИДоносцы, педерасты, наркоманы и прочая предательская и больная сволочь, добро пожаловать в штрафбат, на!
— Штрафбат, как много в этом слове для сердца русского слилось, как много в нем отозвалось… — вполголоса продекламировал Куликов, перефразировав одного известного поэта, немного отойдя от осознания того, куда попал, осознания того, как он попал!
— Еще один стебанутый… — покосился сосед на Вадима.
Тут даже Бурый на Куликова посмотрел с удивленным беспокойством, а не только ворчливый сосед по строю.
— Я – ваш командир, на, Борис Заречный. Просто командир батальона потому как званий в штрафбате нет, на, только должности. Раз уж вас по дурости вашей угораздило попасть в штрафбат, на, то я расскажу вам, что это такое, на.
Штрафбат – это острие штыка, на. Мы первые идем на штурм сложных участков линии фронта, на.
Штрафбат – это молот, на, которым разбиваются самые укрепленные позиции врага, на.
Штрафбат – это магнит, на. Мы будем связывать на себя основные силы врага, на, чтобы другие смогли развить наступление на других участках фронта, на.
Штрафбат – это пробка для любой дырки, на. Нами будут латать все бреши в линии фронта, на.
Штрафбат – это стена, на. Мы стоим дольше всех, на, стоим насмерть, на, выигрывая время, иногда жалкие часы, чтобы своими еще более жалкими жизнями спасти несравненно большее количество жизней, чтобы дать возможность отступить или перегруппироваться другим частям и соединениям, на.